C
Casp3r
Гость
Ольга
Коровий транквилизатор
Я, честно говоря, не знала, что PCP — коровий транквилизатор. Название — выразительно, друзьям — сказано, что слишком сильно выходить из себя мне не хочется — они позаботились о наиболее оптимальном количестве для меня. Уехали далеко за город, на трансовый open air, в машине замечательно покурили, дорога там красивая, куча машин в ряд, травы какие-то гигантские вокруг — просто замечательно. Времени много, лето наконец-то наступило, компания неплохая. Недолго думали. Вынюхали порядочно.
Взрыв, конечно, издевательский — мне показалось, я в поликлинике на процедуре. Но это все мелочи. Сразу, только я вышла из машины, медлительность накатила просто злая. Пока мы дошли до ворот, казалось, часа четыре прошло, — восемь зомби, еле передвигающих ноги. Кое-как дали деньги, пообщались с ментами (мне показалось, что один из них что-то продает, у меня было мимолетное желание узнать, нет ли у него таблеток, друзья отговорили). Еле доплелись до танцпола (то есть до какой-то поляны с глиной, в которую я постоянно, как в воронку, улезала (как в мультфильме про Мутабор); легенькое такое и приятненькое чувство, что даже транс, который я просто ненавижу, был ничего, даже подвигалась (с трудом, правда).
И ТУТ КОНЧИЛИСЬ МЫСЛИ. Вообще. Мысли о том, что нет мыслей, тоже не было. Совершеннейшая пустота. Говорилось все минимально просто и метафорично («Боже, ну и красота» или «Все — в поле» (причем все слушались и покорно шли в поле). С этого момента процесс пошел весьма примечательно. Такого нежелания общаться я не видела вообще никогда. Как-то обычно общение, пусть даже и очень ограниченное, заключается хоть в каких-то человеческих словах, когда понятно, что рядом — друзья. Тут же — нет. Просто какие-то мешки или столбы, стоящие абсолютно статично и смотрящие вдаль. В теле — совершеннейшая пластилиновость. Я стояла, то сильно сцепив руки за спиной и вытянув их так, что у меня аж мышцы скрипели, то скукоживалась как свернутый лист, то вытягивала ногу, как цапля, и стояла так. И ничего в голове. Потом — картинка (утро, часов 5, 22 или 23 июня, самый длинный день в году, светло): поле в росе, покрытое туманом, небо — разделено на 2 части. С одной стороны — перистое розовое облако в форме летающего острова (правда!), с другой стороны — блестящие золотые с ярко-розово-малиновым блеском, мелкие, как маленькие золотые камушки, как ископаемое золото, облака, под облаком-островом — лес — просто черная полоса, по которой кто-то намазал туман в виде двух штрихов — сверху и снизу, с другой стороны под золотом — ярко-зеленый лес. А сквозь него — солнце, на которое почему-то не было больно смотреть. Закрыть глаза, повернув голову в сторону солнца — плыть по красному обжигающему океану. И вот эти две стороны — инь и ян, одна — пластичность и темнота, другая — бешеная динамичность и свет. Но это просто картинка, никаких определенных восторгов, только картинка. Мыслей по этому поводу нет. Потом я стояла повернув ладони вверх, руки согнуты в локтях (вспомните позу Будды Шакьямуни) и насквозь прожигалась солнцем и утопала в жаре земли. Но это просто положение, приятное физически. Я этого не понимала, просто организм так хотел.
Что-то было еще: кто-то ворковал с деревом, объясняя это тем, что «оно такое же, как мы» и занюхивая кору так, довольно жестоко), кто-то молча сидел и что-то как будто жевал, кто-то пробирался сквозь ветви деревьев и собирал какие-то необыкновенные длинные и черные, безумно красивые ветви для костра (костра, конечно, получиться просто физически не могло).
Потом еще. Новый взрыв — в носу (как перекись водорода и кровь), настолько садомазохистически приятный, что тот звериный вопль, который я издала, заставил людей, сидящих на переднем сидении машины, оглянуться (хотя они УЖЕ совсем с трудом могли пальцами шевелить). Мысль: срочно еще, взорваться совсем! Вот тут хорошо было с моей стороны остановиться, иначе — полная потеря координации движений, мимики, да и вообще, посмотрела я на одного мальчика (он будто «триповал» где-то рядом) и спокойно так подумала (!): «Вот, умер». И никакого сожаления. Только разве то, что сейчас народ подгребет смотреть. Опять пресловутое поле и ужасный поход за водой. Ноги были с самого начала мокрые у всех, так как мы довольно долгое время стояли в луже и смотрели на поле. Ноги были слишком мягки, чтобы это осознать вначале. Но после нескольких часов «столбового» стояния в полнейшем безмыслии, первой ласточкой было: «у тебя пиздец с ногами». Не просто мокрые, а пропитанные насквозь чем-то ледяно-теплым две ноги, завязшие в мутаборской земле. На асфальт идти — там море удолбанных трансеров со зверскими мордами. Выход — солнце. Я стояла и грелась (в 7 утра), и это было весьма гармонично. Очень долго. Жестокая музыка (не напрягало ничего, даже она) — вообще везде.
Мысль об отъезде была довольно своевременной. Но вот ее осуществление затянулось — пара человек были в полнейшей, по их же выражению, «улетайке» (мальчик балансировал на пятках и очень страшно улыбался, а девочка что-то невнятно бормотала и блевала белой пеной). Их кое-как собрали и погрузили в машину. Донеслись до Москвы, как мне показалось, буквально за две песни (хотя ехали около часа), покурили в машине, мир был прекрасен. Солнце, зелень и все такое. Но вот Москва закаменела как-то неожиданно, как-то я уже оказалась в машине, пролепетав еле «Пуолллииитааааская сеедьсят», поехала.
Думала — вечер, часов восемь. Радио (не шансон, слава богу, но похоже) завопило что-то типа: «Ура! Вот и суббота. Девять утра», а водила совершил еще более антигуманный поступок, спросив: «По набережной, или через Таганку», я ополоумела и (правда) четыре раза спросила: «ЧТО». Потом кое-как поняла, сказала что-то позитивное про набережную, умудрилась додуматься (как), что по набережной ехать — дело тухлое, вон ведь дом виднеется. Покупка кефирчика мне далась тяжеловато, продавшица все время почему-то выставляла два пакета молока и какие-то пластмассовые бутылочки (а мне нужен был один маленький био-макс). К лестнице силы кончились, я кое-как, в полусогнутом состоянии, цепляясь за подручные предметы, вползла в лифт, поняла, что в голове у меня — дырка, выпила кефира и легла спать.
Потеря постоянно копошащегося в последенее время сознания с тяжелыми мыслями была терапией. Но вот решайте сами, насколько хорошо полнейшее безмыслие, нужно ли оно вам, и готовы вы ли соблюсти меру и не превратиться в обтранквилизаторенную корову-человека-столб..
Коровий транквилизатор
Я, честно говоря, не знала, что PCP — коровий транквилизатор. Название — выразительно, друзьям — сказано, что слишком сильно выходить из себя мне не хочется — они позаботились о наиболее оптимальном количестве для меня. Уехали далеко за город, на трансовый open air, в машине замечательно покурили, дорога там красивая, куча машин в ряд, травы какие-то гигантские вокруг — просто замечательно. Времени много, лето наконец-то наступило, компания неплохая. Недолго думали. Вынюхали порядочно.
Взрыв, конечно, издевательский — мне показалось, я в поликлинике на процедуре. Но это все мелочи. Сразу, только я вышла из машины, медлительность накатила просто злая. Пока мы дошли до ворот, казалось, часа четыре прошло, — восемь зомби, еле передвигающих ноги. Кое-как дали деньги, пообщались с ментами (мне показалось, что один из них что-то продает, у меня было мимолетное желание узнать, нет ли у него таблеток, друзья отговорили). Еле доплелись до танцпола (то есть до какой-то поляны с глиной, в которую я постоянно, как в воронку, улезала (как в мультфильме про Мутабор); легенькое такое и приятненькое чувство, что даже транс, который я просто ненавижу, был ничего, даже подвигалась (с трудом, правда).
И ТУТ КОНЧИЛИСЬ МЫСЛИ. Вообще. Мысли о том, что нет мыслей, тоже не было. Совершеннейшая пустота. Говорилось все минимально просто и метафорично («Боже, ну и красота» или «Все — в поле» (причем все слушались и покорно шли в поле). С этого момента процесс пошел весьма примечательно. Такого нежелания общаться я не видела вообще никогда. Как-то обычно общение, пусть даже и очень ограниченное, заключается хоть в каких-то человеческих словах, когда понятно, что рядом — друзья. Тут же — нет. Просто какие-то мешки или столбы, стоящие абсолютно статично и смотрящие вдаль. В теле — совершеннейшая пластилиновость. Я стояла, то сильно сцепив руки за спиной и вытянув их так, что у меня аж мышцы скрипели, то скукоживалась как свернутый лист, то вытягивала ногу, как цапля, и стояла так. И ничего в голове. Потом — картинка (утро, часов 5, 22 или 23 июня, самый длинный день в году, светло): поле в росе, покрытое туманом, небо — разделено на 2 части. С одной стороны — перистое розовое облако в форме летающего острова (правда!), с другой стороны — блестящие золотые с ярко-розово-малиновым блеском, мелкие, как маленькие золотые камушки, как ископаемое золото, облака, под облаком-островом — лес — просто черная полоса, по которой кто-то намазал туман в виде двух штрихов — сверху и снизу, с другой стороны под золотом — ярко-зеленый лес. А сквозь него — солнце, на которое почему-то не было больно смотреть. Закрыть глаза, повернув голову в сторону солнца — плыть по красному обжигающему океану. И вот эти две стороны — инь и ян, одна — пластичность и темнота, другая — бешеная динамичность и свет. Но это просто картинка, никаких определенных восторгов, только картинка. Мыслей по этому поводу нет. Потом я стояла повернув ладони вверх, руки согнуты в локтях (вспомните позу Будды Шакьямуни) и насквозь прожигалась солнцем и утопала в жаре земли. Но это просто положение, приятное физически. Я этого не понимала, просто организм так хотел.
Что-то было еще: кто-то ворковал с деревом, объясняя это тем, что «оно такое же, как мы» и занюхивая кору так, довольно жестоко), кто-то молча сидел и что-то как будто жевал, кто-то пробирался сквозь ветви деревьев и собирал какие-то необыкновенные длинные и черные, безумно красивые ветви для костра (костра, конечно, получиться просто физически не могло).
Потом еще. Новый взрыв — в носу (как перекись водорода и кровь), настолько садомазохистически приятный, что тот звериный вопль, который я издала, заставил людей, сидящих на переднем сидении машины, оглянуться (хотя они УЖЕ совсем с трудом могли пальцами шевелить). Мысль: срочно еще, взорваться совсем! Вот тут хорошо было с моей стороны остановиться, иначе — полная потеря координации движений, мимики, да и вообще, посмотрела я на одного мальчика (он будто «триповал» где-то рядом) и спокойно так подумала (!): «Вот, умер». И никакого сожаления. Только разве то, что сейчас народ подгребет смотреть. Опять пресловутое поле и ужасный поход за водой. Ноги были с самого начала мокрые у всех, так как мы довольно долгое время стояли в луже и смотрели на поле. Ноги были слишком мягки, чтобы это осознать вначале. Но после нескольких часов «столбового» стояния в полнейшем безмыслии, первой ласточкой было: «у тебя пиздец с ногами». Не просто мокрые, а пропитанные насквозь чем-то ледяно-теплым две ноги, завязшие в мутаборской земле. На асфальт идти — там море удолбанных трансеров со зверскими мордами. Выход — солнце. Я стояла и грелась (в 7 утра), и это было весьма гармонично. Очень долго. Жестокая музыка (не напрягало ничего, даже она) — вообще везде.
Мысль об отъезде была довольно своевременной. Но вот ее осуществление затянулось — пара человек были в полнейшей, по их же выражению, «улетайке» (мальчик балансировал на пятках и очень страшно улыбался, а девочка что-то невнятно бормотала и блевала белой пеной). Их кое-как собрали и погрузили в машину. Донеслись до Москвы, как мне показалось, буквально за две песни (хотя ехали около часа), покурили в машине, мир был прекрасен. Солнце, зелень и все такое. Но вот Москва закаменела как-то неожиданно, как-то я уже оказалась в машине, пролепетав еле «Пуолллииитааааская сеедьсят», поехала.
Думала — вечер, часов восемь. Радио (не шансон, слава богу, но похоже) завопило что-то типа: «Ура! Вот и суббота. Девять утра», а водила совершил еще более антигуманный поступок, спросив: «По набережной, или через Таганку», я ополоумела и (правда) четыре раза спросила: «ЧТО». Потом кое-как поняла, сказала что-то позитивное про набережную, умудрилась додуматься (как), что по набережной ехать — дело тухлое, вон ведь дом виднеется. Покупка кефирчика мне далась тяжеловато, продавшица все время почему-то выставляла два пакета молока и какие-то пластмассовые бутылочки (а мне нужен был один маленький био-макс). К лестнице силы кончились, я кое-как, в полусогнутом состоянии, цепляясь за подручные предметы, вползла в лифт, поняла, что в голове у меня — дырка, выпила кефира и легла спать.
Потеря постоянно копошащегося в последенее время сознания с тяжелыми мыслями была терапией. Но вот решайте сами, насколько хорошо полнейшее безмыслие, нужно ли оно вам, и готовы вы ли соблюсти меру и не превратиться в обтранквилизаторенную корову-человека-столб..
Последнее редактирование модератором:
